Слезы на лепестках роз - Страница 29

– Рейф!

– Он уехал.

– Уехал? – Он обратил взгляд на стену, прислонившись к которой совсем недавно стоял Рейф в небрежной, грациозной позе, свойственной только ему. Зеленые глаза не сверкнули ему навстречу улыбкой. Темная бровь не изогнулась в дружеской насмешке. Креола и след простыл. – Какого черта!

– Он и не собирался оставаться.

– Не собирался… А как же ты? Кто же нас довезет?…

Она достала из кармана слаксов ключи.

– Он велел передать вот это тебе, а сам взял такси.

– Вот так просто? Бросил тебя на произвол судьбы?

– Не бросил, а оставил меня там, где я хотела быть.

Увидев ее рядом с Рейфом, он не задумался, почему она оказалась в такой час за тысячи миль от дома, с человеком, которого еще вчера не знала. Ему и в голову не пришло, что она оказалась здесь с одной-единственной целью – встретить его самолет. Он был слишком занят своими дурацкими мыслями и ревностью, чтобы задуматься об этом.

Она вырвалась из своего привычного мирка, из своего тщательно оберегаемого уединения – и рискнула окунуться в чужой и опасный, невидимый для нее мир.

– Со мной. – Многие пострадавшие от безжалостного Патрика Маккэлема не поверили бы такой нежности в его голосе. Он и сам бы не поверил, если бы услышал. – Ты хочешь быть со мной.

Он не поцеловал ее только из-за зевак, что уже столпились вокруг, перешептываясь и тыча пальцами в Джордану. Лишь прикоснулся к ее щеке, погладив ее ладонью.

– Ты знаешь, что ты говоришь? Что это значит?

Что это должно значить?

– Да, знаю, Патрик. Мне кажется, я знала это с того момента, когда ты в первый раз поцеловал меня.

Он схватил ее за руку, испепелив любопытствующих гневным взором.

– Нужно выбраться отсюда, пока я не устроил скандал.

Подхватив Джордану под локоть и прокладывая для нее путь своим огромным телом, он протащил ее сквозь живое кольцо – по коридору, прямо к стоянке машин. Не говорил ни слова и касался лишь ее руки, пока они не оказались в "родстере" Рейфа.

– Сейчас, – прорычал он, грубо прижимая ее к себе.

Его пальцы запутались в ее волосах, отклоняя назад голову, но поцелуя, которого она так жаждала, не последовало. Его ладони скользнули вниз по ее телу, и он уткнулся лбом в ее плечо. Замер в полной недвижимости – стук его сердца у ее груди казался громом в тишине машины. Она обвила рукой его за шею, запустила пальцы в каштановые упругие кудри. Яркие, блестящие, как осенние листья, говорила Рэнди.

Джордана улыбнулась. Ей дано лишь воображение, и оно рисовало его сказочно прекрасным.

Его рот на ее губах был властным и непреклонным. Минутное успокоение не принесло разнеженности. Он хотел. Он брал. Она счастлива была отдать ему себя – всю. Джордана давно перестала тревожиться о последствиях. Будь что будет, у нее есть сегодня, и это сегодня – Патрик. Она притянула его поближе, ее губы раскрылись ему навстречу, отвечая страстью на страсть. Не думая ни о чем, она шагнула в неизведанную страну.

Он отодвинулся – чуть заметно, – прикоснулся пальцем к лицу, так часто улыбавшемуся ему с обложек журналов и из воспоминаний. Снова склонился к ней – такой живой и теплой под его губами. Поцелуй обжигал страстью сильнее, чем предыдущий, но слабее, чем следующий и следующий…

Патрик отстранился от нее с глухим стоном. Вцепившись в руль, уставился в темноту.

– Как я поведу машину? Несколько часов не прикасаться к тебе!

Мосты ее были сожжены, назад пути не было.

– Не сопротивляйся, Патрик. Сражение закончено для нас обоих. Ты научился жить с моей слепотой. Забудь о ней совсем на сегодня. В темноте, в твоих объятиях, она не будет иметь никакого значения. Я буду такой же, как любая другая женщина. Ты не давал никаких обещаний. Я их и не жду. Мне просто нужна сегодняшняя ночь. – В горле ее было сухо, как в пустыне.

Стиснув его ладонь, она прошептала:

– Я хочу тебя.

Ладонь Патрика развернулась в ее ладони, их пальцы переплелись. Он молчал. Обморочную тишину нарушил лишь тяжкий, долго сдерживаемый выдох. Проклятие, вздох, а потом хриплый вопрос:

– Где?

Джордана освободила ладонь от его хватки, внезапно ставшей мучительной. Он не собирался облегчать ей положение. Может, неосознанно пытался вернуть ее в прежнюю колею, принуждал к отступлению, уже не надеясь на собственное благоразумие?

Она не согласна на отступление.

– В городском доме Даниэлей. – Прислушиваясь к своему, ставшему вдруг незнакомым, голосу, она назвала улицу и номер дома. – Я там давно не была, но его держат в порядке для… – Джордану удивила хлестнувшая по сердцу боль, оставленная, как ей казалось, в далеком прошлом. – Его держат и порядке, потому что…, бабушка его любила, но теперь она там никогда не показывается. – И добавила, объясняя упрямство старухи:

– Дом принадлежит мне и содержится на мои деньги.

С безмолвным проклятьем в адрес Эммы Даниэль, Патрик крутанул ключ зажигания и вывернул со стоянки на улицу.

Дом выглядел совсем не так, как загородное жилище Джорданы – удобное, уютное, изысканно простое по стилю. Фамильный дом Даниэлей казался чопорным в своем ледяном совершенстве. С портрета над камином на них смотрела надменная дама – холодные глаза, спина прямая как палка, губы стиснуты.

Эмма Даниэль. Рука Патрика напряглась на плече Джорданы, притянула ее поближе.

Он смотрел в лицо женщины, чья граничащая со спесью гордыня едва не разрушила настоящую гордость, умевшую ужиться с нежностью и добротой.

Даже сейчас Эмма Даниэль своей упорной враждебностью не давала покоя Джордане – жгла ее презрением, отвергая дом, который хранили, как дар, для нее.