Слезы на лепестках роз - Страница 22

К внезапно вспыхнувшей страсти примешалась злость. На себя, за то, что дал обещание и нарушил его. Поцелуй стал жадным, требовательным, когда он накрыл ее тело своим, подчиняя ее нежность власти своего вожделения. Его рот не отрывался от ее губ, заставляя их раскрыться, рука нащупала в вырезе ее рубашки бюстгальтер и сдернула его вниз, как паутинку.

Ладонь накрыла ее грудь, наполнилась нежной упругостью, ощущая, как твердеет сосок от желания, сжигавшего и его.

В пальцах Патрика, пробегающих по ее телу, упорно добивающихся от нее того же сумасшествия, что владело им, не было нежности. Он мучил ее своими прикосновениями, дразнил поцелуями, пока ее тело не напряглось в голодном ожидании большего.

Джордане, жившей одними ощущениями, сейчас казалось, что она умрет от них. Жизнь не подготовила ее к этому неотвратимому натиску на ее плоть. К ласкам, вызывающим дрожь восхитительного наслаждения и одновременно странное чувство неудовлетворенности.

Его прикосновения были как пища для умирающего с голоду. Его поцелуй – вином для умирающего от жажды. Но и того, и другого ей было мало.

В тот миг, когда казалось, что пик обольщения уже достигнут, его рука скользнула по обтянутым джинсами бедрам, задержалась на впадинке живота. С внезапным криком она выгнулась под ним, когда его рот жаром сомкнулся на ее соске. Язык его метался и дразнил, и от его ласк теплые волны восторга сотрясали ее все сильнее, разжигая пламя внутри.

– Патрик! – Джордана вцепилась ему в волосы, инстинктивными движениями тела взывая о продолжении. – Пожалуйста, – выкрикнула она и потянулась к нему. Прижимая его к себе, она сначала ощутила его тело на своем – властный отпечаток твердых, горячих мужских мышц на изгибах жаждущей женской плоти, затем влагу языка на своем соске – ласкающую, соблазняющую – и, наконец, натиск губ, от которого все ее чувства завертелись смерчем, вознося к вершине желания.

Звук раскрывающейся молнии на ее джинсах прозвучал в темноте раскатом грома. Ночь притихла, притушила таинственные шумы, прислушиваясь к неровному дыханию страсти. Сначала пальцы, а потом губы Патрика проложили дорожку от ее рта к горлу, к груди, чтобы снова воздать должное сочным бутонам сосков. Потом язык скользнул по животу, через ямочку в центре, вниз, замирая на грани никогда не испытанной ею близости.

– Кто-нибудь уже занимался любовью с тобой?

Не в силах говорить, она покачала головой.

– Тогда это не годится, – хрипло проговорил он. Все должно быть по-другому. Во всяком случае, в твой первый раз. – Медленно, будто наблюдая за собою во сне, он вернул одежду на место, тщательно застегнул все пуговицы и молнию, пока соблазнительные секреты Джорданы не оказались спрятанными.

Патрик Маккэлем никогда в жизни не сдерживал себя. Перекинув ноги через край шезлонга, он резким движением поднялся и повернулся спиной к той прелестной картине, которую представляла из себя Джордана в лунном свете. С распущенными, спутанными волосами, с припухшими от его поцелуев губами, она была слишком соблазнительна, чтобы долго оставаться девственницей, если вовремя не уйти.

Решительным шагом Патрик направился к бассейну, опустился на колени на каменный парапет, зачерпнул пригоршню воды, плеснул ее себе на лицо, но даже резкий запах хлорки не мог смыть воспоминания о ней.

Запустив ладони в волосы, он чувствовал, как струйки стекают по лицу вниз, на плечи. Он повторял этот жест снова и снова, пока его рубашка, промокнув, не прилипла к телу. Прохладная влага не приносила облегчения. После долгих недель воздержания и равнодушия к самым соблазнительным женщинам ему нужна была только Джордана. Одна Джордана.

Даже Маив Дельмари, с ее острым умом, с телом, достойным поклонения, и мастерством куртизанки, не интересовала его. За последние несколько недель Маив стала совершенно несносной. Она приняла от него в подарок рубины, однако поверить в окончание их связи не спешила. Пускалась на любые хитрости, преследовала любовника, появляясь внезапно в офисах его фирмы или в ресторанах, где он обедал. Неудачи не обескураживали бравую даму, она делалась все назойливее и экстравагантнее. Маив всегда одевалась броско и вызывающе, но в дурной тон все-таки не впадала. Теперь же она намеренно дразнила его: открытые платья, ранее предлагавшие взору добрую половину пышной груди, теперь, казалось, едва держались на острых вершинках сосков. Прозрачные блузки и юбки с разрезом до бедра – дешевенькие уловки, годные для Голливуда, но не для Атланты, – оставляли его совершенно равнодушным, а то и вызывали отвращение.

Маив выставляла себя напоказ, уповая на приманки плоти, а его пульс заходился в бешеном ритме от вида невинной женщины в простой рубашке и джинсах.

Звук ее шагов заглушила вода, и прикосновение Джорданы застало его врасплох. Он дернулся, и резкое это движение заставило ее покачнуться, она бы упала, если бы его пальцы не обвились вокруг ее запястий. Джордана удержалась на ногах, но еще долго не могла успокоить дыхание.

– Мне очень жаль, – выдавил он наконец.

– Чего тебе жаль, Патрик? Что я чуть не упала?

Или же мы возвращаемся к старой песне? Тебе жаль, что я слепая?

– Слепота не мешает тебе быть желанной.

– Тогда почему же ты не стал заниматься любовью со мной?

– Девственность имеет такую цену, какую я еще не готов заплатить.

Цена, которую он не готов заплатить, – любовь.

Мечта каждой женщины, даже самой юной. Она пришла, чтобы отпустить его, а вместо этого согласна на половину мечты. Любить будет только она, безнадежно, тайно, и когда Патрик уйдет навсегда, она больше никого не полюбит. Рэнди была права: полюбить один раз в жизни лучше, чем ни разу.